В прошлую среду после обеда я ехал в метро домой. Людей было мало. По вагону, ссутулившись и подворачивая ногу, пробиралась попрошайка. В вытянутой руке она держала медицинскую справку о придуманной тяжелой болезни. Когда попрошайка прошла мимо стоящего рядом со мной мужика, он развернулся к переговорному устройству, нажал кнопку и громким и, как мне показалось, неприятным голосом назвал номер вагона и сообщил о нищинке. Устройство зашипело и сказало: «Принято».

Я всегда хотел настучать на попрошайку машинисту поезда, и теперь я с интересом наблюдал за тем как и что будет происходить дальше, прислушивался к своим ощущениям. В голову как будто бы зашел теплый туман, который мешал мне сформулировать какой–то важный вывод о произошедшем. Ход этих мыслей, однако, прервала ёбаная бабка с сумкой на колесиках. Она следила за мной еще с того момента, когда я вошел в вагон: спеша занять свободное место она толкнула меня, а я в ответ как будто бы случайно наступил ей на ногу. Когда она разевала рот, видно было, что зубов у нее не было, а кончик ее крючковатого носа опускался, как будто был привязан к нижней челюсти невидимой ниточкой.

– Жалко, что ли тебе, ирод, копеечку убогой?! Сволочь ты заросшая, еблан и дерьмократ!
Переключившись на мужика, вопила бабка.
И так далее в то же духе. Вагон стал тормозить. «Станция Текстильщики». На перроне царило заметное оживление, у места остановки вагона уже стоял наряд милиции.

Бабка продолжала орать. Я нашел глазами нищенку и остолбенел – она, разгадав злой замысел мужика, втиснулась на скамейку между двумя толстыми тетками, которые брезгливо отодвинулись в разные стороны, и прикрылась последним номером газеты «Метро».

Дальше последовала сцена – милиция влетела в раскрывшиеся двери, сминая выходящих им навстречу пассажиров, выхватила из кучи орущую на мужика бабку и потащила ее наружу. Бабка упиралась и орала что–то про режим, и даже успела плюнуть милиционеру в лицо, на что он врезал ей дубинкой по шее. Бабка обмякла и притихла. «Осторожно двери закрываются, следующая станция Кузьминки».

Когда мы подъезжали к станции, видимо чтобы хоть как–то восстановить справедливость, мужик подошел к попрошайке – она все еще сидела между тетками – и ударил ее кулаком по лицу. Из ее носа потекла кровь. Я вышел из вагона.